Вы наверняка с легкостью ответите на вопрос, что общего между «Медным всадником» Пушкина, «Счастливым принцем» Оскара Уайлда и «Мэри Поппинс» Памелы Трэверс. Правильно, во всех этих произведениях статуи оживали! И хотя документально это пока никак не подтверждено, почти не остается сомнений в том, что статуи на самом деле могут оживать и действовать не хуже нас с вами.
Однажды скелет Вильям, отличающийся от прочих скелетов тем, что может говорить только стихами, а также тем, что влюблен в прекрасную фею Флоретту, задремал в парке скульптур. Началось все с того, что он задумался о вечном, облокотившись на руку, и незаметно впал в дрему. Его верный спутник Кузен как всегда был рядом.
ЧИТАТЬ-СМОТРЕТЬ ДАЛЬШЕРазбудил Вильяма невероятно громкий трубный звук. Какой-то горнист гудел ему прямо в ухо! Вильям обернулся и увидел каменного купидончика из парка скульптур, изо всех сил дующего в горн.
Вильям:
Как ты посмел, упитанный ребенок,
Мой сон своей трубою потревожить?
Что ты гудишь как раненый слоненок?
Готов тебя я взглядом уничтожить!
Испепелить глаголом, отрок наглый!
Кончай трубить, скажи, что тебе надо?
Щекастый купидон ничего не сказал, но гудеть перестал и отошел от Вильяма. А на первый план вышел его брат, в глазах которого светился интеллект, а в руках был лук с натянутой тетивой.
Купидон:
Простите, господин, моего брата!
Порой не знает сам, что ему надо.
Ужасно импульсивная скульптура!
Весь в музыке, ноктюрнах, партитурах!
А я пришел вас в сердце поразить,
Стрелой своею организм пробить.
Но вижу, уже сделана работа...
Стрелу уже всадил меж ребер кто-то.
Вильям опустил глаза и увидел, что между ребер у него торчит стрела. Никогда раньше он ее не замечал!
Вильям:
О, небеса, я кажется убит!
Бренный каркас стрелою злой пробит!
О боль, в конце тоннеля вижу свет!
Постойте... но ведь я и так скелет?
Купидон:
Не бойтесь, то стрела другого рода,
Хотя порой мученья причиняет.
Она к вам в сердце отворит ворота,
Она любви дорогу проторяет.
Но если вам без надобности это,
То извлеку стрелу я из поэта!
Я как занозу выдерну без боли
Ее. И вам верну покой и волю.
Вильям:
О, да, я чужеродное вкрапленье
Прошу извлечь сейчас же без сомненья!
Ворота в сердце не на пользу нам!
Инфекции, микробы, прочий хлам...
Но почему вокруг так много света?
И всё вокруг поет: «Та-та, Флоретта»!
Вильям:
Она вошла мне в сердце со стрелою,
С той, что пустил когда-то купидон.
Весь в ямочках, с курчавой головою,
Резвился возле водопада он.
Увидев проходящую Флоретту,
Над ней решил малютка подшутить.
Он выпустил свою стрелу в скелета,
Который к водопаду шел омыть
Кости ступней. И тот с тех пор влюблён.
Везде одну Флоретту видит он...
Нет, нет, свою стрелу я не отдам!
В сокровище таком нуждаюсь сам!
Купидон:
Брависсимо, брависсимо, поэт!
Мы всей душой приемлем твой ответ!
Труби, мой брат, свой самый лучший гимн!
Фанфарой торжество любви гласим!
Купидон:
Наверняка, ты слышал выраженье
«Крылья любви»? А вот и воплощенье!
С этими словами купидончики подхватили Вильяма под руки и подняли высоко над землей.
Вильям:
О, небеса, я к вам всё ближе, ближе!
Уже я землю очень смутно вижу!
Какой восторг, какая легкость в теле!
Ребята, еще выше полетели!
Купидон (смеясь):
Нас турбулентности настигнет кара.
И помнишь ли ты сказку про Икара?
Вильям:
Что турбулентность, что мне солнца жар!
Поэта не пугают переделки.
Земля отсюда выглядит как шар,
Хотя известно, что она — тарелка.
Но даже с этой звездной высоты
Я огонек один все время вижу.
Флореттино окно, ее цветы..
Меня там ждут — давайте, братцы, ниже!
Звезды прекраснее Флоретты нет.
Пожалуй, звезд ей наберу букет!
Наконец-то купидончики поставили Вильяма на землю и начали прощаться.
Купидон:
Ну что, прощай, романтик, будь здоров.
А нам с братишкой надо торопиться.
Обход свой сторож совершить готов -
Нас не найдя, он очень удивится.
Вильям:
Пока, стрелок и мастер увертюр!
Всегда в гостях я рад вас видеть буду.
И в парке проходя между скульптур
Вам улыбнуться, братья, не забуду.
Пока Вильям и разговорчивый купидон прощались, его брат незаметно плеснул чем-то в заскучавшего Кузена.
А потом братишки взялись за руки и поспешили на свои места. Вильям же обернулся, собираясь поделиться пережитым с Кузеном, и остолбенел.
Вместо Кузена на него смотрел прекрасный нежный юноша. Вернее, его самая верхняя часть.
Вильям:
Ну и дела, мой дорогой Кузен!
Таким красавцем я тебя не видел!
Вот это, прямо скажем, феномен!
И твой восторг, дружище, очевиден.
Но мне роднее прежнее обличье,
А нынешнее, уж прости, девичье.
А потом Вильям задумался о том, что если бы купидончики и из него сделали пухлого красавца, он мог бы прийти к Флоретте совсем новым человеком. Узнала бы она его тогда? Смог ли бы он завоевать ее сердце? Ото всех этих перспектив и вопросов у него голова пошла кругом, он ей потряс и проснулся.
Рядом лежал Кузен, который выглядел по-прежнему, и был, кажется, расстроен.
Вильям:
Ах, что за чудный сон ко мне пришел!
Как будто и не сон, всё четко помню.
Ах, как же в небе было хорошо!
А ты, Кузен, дружище, прежний скромник.
Скажу по правде, мне бы было странно
Красавца голову носить с собою постоянно.
Так что не куксись и пойдем к Флоретте.
Здесь где-то звездный должен быть букетик.